с другом. Мало кто из беженцев знал больше нескольких слов по-китайски, а китайцы не знали ни немецкого, ни английского . Но сам факт того, что они могли жить открыто, поражал многих беженцев. Герхард Мозес, беженец из Вены, вспоминал: "В Европе, если еврей сбегал, ему приходилось скрываться, а здесь, в Шанхае, мы могли танцевать, молиться и заниматься бизнесом". Он был поражен тем, "как люди, которым было еще хуже, чем мне, могли меня жалеть". У Йозефа Россбаха, еще одного беженца, хранился игрушечный бамбуковый рикша, с которым он играл. Шанхайский рикша приходил домой несколько раз в неделю, усаживал Йозефа и его собственных детей в свою рикшу и со смехом катал их по улицам. "Они не знают антисемитизма", - сказал своей семье изумленный Лео Рот, беженец.
ВИКТОР САССУН был в ИНДИИ, за пределами военной досягаемости Японии. Он собирал деньги для помощи раненым британским солдатам и путешествовал по миру, выступая от имени союзников. Хань Суйин, левый писатель, симпатизировавший коммунистам, встретил его на борту корабля, плывшего из Бомбея в Нью-Йорк , и назвал его надменным и высокомерным. "Он поднялся на борт, прихрамывая, с моноклем и с тем, что шанхайская марка высокомерия, которая теперь казалась почти пародией", - писала она позже. С "монокулярной надменностью" он объявил ей: "Мы вернемся в Шанхай в следующем году".
Выступая в Бостоне, Виктор был более реалистичен, рассказав о череде поражений, понесенных союзниками в Азии после Перл-Харбора, о том, как британцы и американцы недооценили японские вооруженные силы, и о капитуляции Сингапура и Гонконга. "Похоже, они точно знали, что происходит на наших территориях, что мы делаем, что предлагаем сделать и какие проблемы им нужно решить. С другой стороны, мы, казалось, знали очень мало, если вообще что-то знали, о том, что делают они".
Виктор предсказывал, что союзники в конце концов выиграют войну и миром будут править "русская империя", Европа, в которой будут доминировать Соединенные Штаты, и азиатская империя, "которой, вероятно, будут управлять китайцы". Китайцы, утверждал Виктор, увидев успех Японии, скажут себе: "Если всего лишь изучение нескольких западных трюков позволило Японии почти победить Соединенные Штаты и Великобританию, то какой шанс у Китая с 400 000 000 человек. Мы правили миром, и почему бы нам не править снова?"
"Я думаю, что китайцы меняются в своем менталитете", - заключил он. "Я думаю, что они пробудились, и я думаю, что китайцы будут опираться на японские методы".
Однако пока японцы контролировали Шанхай и держали в тюрьме главного заместителя и политического советника Виктора, Эллиса Хаима, представителя багдадской еврейской диаспоры, привезенной в Шанхай Сассунами еще в XIX веке. Хаим сыграл решающую роль в обеспечении беженцев питанием и жильем. Теперь он сидел в тюрьме в доме на Набережной, который когда-то был шедевром Виктора, и лежал больной и неухоженный. Американский журналист, сидевший в тюрьме вместе с Хаимом, был освобожден и написал Виктору о страданиях Хаима. Он процитировал Хаима: "Я выдержал эти тяготы в течение шестидесяти дней, но теперь, после восьмидесяти двух дней, я сломлен. Уже несколько дней я пытаюсь вызвать врача, чтобы он посмотрел на мою лихорадку, но они и рукой не пошевелят. Все мои деньги приносят мне много пользы. Я и не мечтал, что буду жить как самый грязный кули". Хаим был так слаб, что ему приходилось помогать дойти до туалета и держать на руках других заключенных. "Он был болен, по его словам, малярией, а его конечности были сведены судорогой от долгого лежания в углу", - писал журналист Виктору. "Он был склонен обвинять вас в своей несчастной судьбе". Тем временем журналист писал, "Японцы развлекались в вашей студии-ателье, перебирая оставленные вами вещи".
Виктор, прочитав письмо из безопасной Индии, был убит горем. Его отчаяние по поводу будущего росло. Он спросил у других руководителей, присоединившихся к нему в Индии, чего он стоит. Они перечислили деньги, хранящиеся в банках, миллионы, вложенные в американский фондовый рынок, фабрики в Индии, огромные запасы недвижимости и инвестиции в Шанхай.
"О Китае можно забыть, - мрачно сказал Виктор. "Он потерян".
К 1944 году Кадори уже два года находились в заключении в шанхайском лагере для интернированных Чапэй.
Элли становилось все хуже и хуже. Лоуренс нашел старую пишущую машинку и написал письмо японскому коменданту с просьбой разрешить его отцу умереть дома, в окружении семьи. "Мой отец, которому 80 лет, умирает, и увидеть своего старшего сына и внуков доставило бы ему величайшее удовольствие". Лоуренс попросил, чтобы Kadoories разрешили переехать обратно в Мраморный зал и "позволили жить вместе с моим отцом в последние дни его жизни, чтобы мы могли заботиться о нем и утешать его".
Лоуренсу разрешили вернуться в дом, где он в последний раз увидел отца в маленькой комнате над конюшней, вместе с их бывшими слугами. В августе 1944 года Элли умерла. Лоуренсу разрешили принести тело отца в дом перед погребением. Вскоре после этого японцы разрешили семье покинуть лагерь Чапей и жить под домашним арестом в конюшнях, пока главный дом готовили к тому, чтобы он стал резиденцией марионеточного губернатора Шанхая.
Перед вторжением японцев Гораций купил большой предмет мебели, в который было встроено коротковолновое радио. Переехав обратно в Мраморный зал, Лоуренс поздним вечером пробирался в гостиную и, находясь вне поля зрения японских охранников, слушал американскую сеть вооруженных сил. Там он следил за успехами американских войск и в августе 1945 года узнал о сбросе атомной бомбы, которая, по словам американского диктора, "изменит ход истории человечества".
Через несколько недель, 20 августа 1945 года, в день рождения его жены Мюриэл.
-Американские солдаты появились у входа в Мраморный зал. Впервые за почти четыре года Лоуренс включил свет в Мраморном зале. Война была окончена.
В ХОНГКЕВСКОМ ГЕТТО Эрих Райзман понял, что война закончилась, потому что японские охранники, охранявшие ворота, внезапно исчезли, оставив ворота, обнесенные колючей проволокой, открытыми. Беженцы и китайское гражданское население высыпали на улицы Хонгкева, празднуя. "Это было , как Спящая красавица, пробудившаяся ото сна", - вспоминал один из беженцев. Эрих и другие беженцы бегали по улицам, срывая знаки, обозначавшие границы "обозначенной зоны", и танцевали вместе с ликующими китайцами. Американская армия вошла в город и водрузила американские флаги на зданиях, выстроившихся вдоль Бунда.
Когда американские солдаты направились на север, в еврейское гетто, они приготовились к ужасам, о которых слышали в гетто и концентрационных лагерях Европы. Но в Шанхае чудом удалось найти более 18 000
